ему знакомые. Он — умный и быстрый — справится. Надеюсь, — шил я «белыми нитками» по живому — хоть какое-то объяснение.

Кастелян встряхнулся и кивнул мне в ответ. По поводу же коти — Вирен явно надеялся на обратное моему «справится».

— Кстати, дорогой Вирен! Вы с Тильдой многое значите и для меня, и для рода! Многое я, конечно, потерял в своей памяти, но теплое отношение к вам и вашей семье — осталось в моем сердце. Я почувствовал это, как только вновь увидел вас по возвращении. Играна, вот, вспомнил тоже. Прошу Вас, обращайтесь ко мне просто по имени. Хотя бы при личном общении. Иначе — мне просто неудобно. Наши рода — пришли на эти земли с благородного Севера и сражались вместе. И я приложу все свои возможности в будущем, чтобы уровнять статус Рудниров с азалийскими дворянами! — мои слова были абсолютно искренними. Хотя и отвлечь немного своего старого наперсника от происходящего — тоже рассчитывал.

— Милорд, Артон… — растрогался Вирен, — да мне не нужно ничего… Рудниры чтут свои родовые клятвы! Под Вашими знаменами…

— …Мы наш, мы новый мир построим! — продолжил я за кастеляна. — Так и будет! Но мне понадобится Ваше доверие. У меня есть планы, как нам выйти из сложившейся ситуации. Но… они могут показаться Вам необычными, даже странными. Просто, прошу, помните в моменты сомнений, что отвоевывать эти земли — наши с Вами предки пришли с другого края мира. И они не сомневались — они просто шли к цели, с каждым ударом меча на поле брани, с каждой пролитой каплей пота в мирных трудах! Мне очень нужна Ваша вера! И тогда мы совершим невозможное. Для других. Воины Севера устанавливают пределы возможного — только сами!

— Артон, как ты возмужал! — смахнул слезу Вирен. — Я готов идти простым хирдманом — за своим хэрсиром! А насчет необычного — ничто другое сейчас нам и не поможет. И оно уже началось — твой белый зверь — это, и правда, знамение судьбы всем нам в тяжелый час!

На этой ноте я обозначил Рудниру, что, возможно, мне получится снизить угрозу темных тварей Тотваала. Причем — до уровня, который позволит не отвлекать наши куцые «войска» на патрули лесной кромки. Здесь вера моего сподвижника прошла самое тяжелое испытание — память о противостоянии с тварями на протяжении поколений — одной пафосной речью не перебить. Да пока я и не договорился и о чем. Поэтому, я просто напомнил еще раз о кажущихся(!) странностях моих планов. И о том, что потерю памяти мне «компенсировали» появлением новых магических способностей, говорить о которых вслух — подводить всех под смертельную опасность. Рассказал, что дядя и мэтр Алтеус про отдельные моменты способностей в курсе и тоже настрого запретили о них распространяться. А в остальном — давайте дождемся конкретных результатов.

Также мы договорились, что завтра я отъеду до обеда в лес — для «особой» магической практики, а когда гномон — местные солнечные часы на замковой площади — покажут 4 часа от полудня, кастелян соберет старост деревень, несколько крепких хозяев ферм (ох, кулачье мое) и местных мастеров-ремесленников из предместья Бера — для обсуждения «как дальше жить будем». Кроме старост (благо, кроме Равоса из Папоротников — остальные загодя приехали к кастеляну для отчета) и дюжины глав хозяйств, я попросил найти и несколько «вторых сыновей» — взрослых крестьян, которые не могли наследовать фермы или накопить достаточно для создания нового — своего хозяйства. Часть моих задумок была направлена на таких Вторуш, Третьяков, Четвертаков и далее.

Вирен, услышав эти сами задумки, долго кряхтел и ворчал, но согласился хотя бы их обсудить на «хозяйском вече». А настоящий бой он мне устроил по поводу моей «практики» в лесу. Потому как ехать я туда собирался сначала один. Ну, погорячился. Финальным аргументом «премьер-министра» стало предсказание того, что Барон Берке, узнай он про подобное единоличное «приключение», разнесет весь Бер раньше любых Урошей, а сам Вирен с Гейдрихом на пару — повиснут за шею «высоко и коротко» на воротах замка. Такой пейзаж меня безусловно не прельщал. И, с учетом требований к тайности, мы договорились, что меня будут сопровождать лейтенант, егерь Тавес и сам Вирен. Но что-либо предпринимать — они будут только и исключительно по моей команде.

После утомительного, но содержательного обсуждения дел, Вирен, с присоединившейся к нам Тильдой, отвели меня к своему старшему сыну — на осмотр раны моего егермейстера. Кастелян конечно предлагал перенести любые «медицинские» процедуры на потом, ввиду моей усталости, но график не обещал никакого облегчения и в перспективе. Поэтому — как у великого барда моего старого мира: «Лечить — так лечить!»

Аспект Лечения, осторожно опробованный на Игране, показал себя с лучшей стороны. И экономней по затратам энергии, чем мой первый навык — Восстановление, и достаточно эффективно по результату. Накладывая лечебный конструкт на рану ловчего, я, через Познание на глазах, с огромным интересом отслеживал происходящее. Как направляемые мной потоки энергии иссушивают пораженные клетки, как запускаются процессы регенерации клеток, устанавливаются новые межклеточные связи и, наконец — как адаптируется организм к изменениям. Да, «программа» для моих энергопотоков «задавалась» самой конструкцией Аспекта, но с первым опытом приходило и понимание процесса. В том числе и о сходстве с тем же Восстановлением и о различиях в подходах. А так — больше практики, глубже понимание, меньше энергозатрат.

А Рудниры — Игран радовался и благодарил, Тильда — плакала. Вирен же задумчиво поглаживал бороду:

— Мы сами устанавливаем себе пределы возможного, так Вы говорили, милорд?..

А перед сном, опять через окошко в моей почивальне, ко мне «влетел» запыхавшийся Маур. (Так и гусеничные траки на Пантере скоро придется менять!) Шумно вылакал миску молока из приготовленного специально для него ужина и выдал:

— В полдень — на указанной мне поляне! Поводыри будут завтра говорить со Знающим.

***

Солнце стояло в зените, а я — на середине лесной поляны, до которой наш отряд добрался по мысленным подсказкам Маура. Вирен и лейтенант с Тавесом, бронно и оружно, изображали на краю полянки индифферентных к окружающему миру грибников. Хотя и прожигали взглядами всю дорогу — моего блондинистого кошака. Сам пантереныш беззвучно сидел у моих ног, изображая парковую скульптуру.

С другой стороны леса на поляну почти бесшумно «выплыли» два черных «облачка» Поводырей. Один — привычного уже вида — видимые участки тела в обмотках, балахон с глубоким капюшоном. А вот второй на голове носил как закрытый шлем — череп зверя с